Главные новости
«Едрёна мать, я что, на Олимпиаде стартую?!» Евгению Редькину – 55
2 февраля олимпийскому чемпиону, чемпиону мира Евгению Редькину исполняется 55 лет. В 1992 году в олимпийском Альбервилле победа мало кому известного 22-летнего парня в индивидуальной гонке стала одной из главных сенсаций. Ныне главный тренер сборной Ханты-Мансийского автономного округа – Югра специально для сайта СБР вспомнил о самых интересных моментах своей карьеры.
— Евгений, вы же начинали как лыжник. Почему именно лыжи? Выбора не было совсем – футбол, борьба, да что угодно?
—Я родился в Ханты-Мансийске. И в 1970-1980-е, где-то до 1990-х годов население города практически не менялось и составлялось примерно 30-35 тысяч человек. Такая большая деревня. И в ней было всего три спортивные секции – бокса, гимнастики и лыжных гонок. Потом ещё появился биатлон, но я, честно, не помню, в каком году.
Так вот, мы жили как раз там, где можно было выйти на улицу и кататься с горок на лыжах или санках, чем мы и занимались. Ну а когда я пошёл в школу, то наш учитель физкультуры предложил записаться в лыжную секцию. Это был мой первый тренер – Владимир Иванович Куклин, незыблемый человек, который вывел меня в сознательную жизнь.
Мне хотелось успеть всё, поэтому записался ещё и в бокс, но секция была на другом конце города, а с транспортом тогда было очень плохо. Я съездил раза четыре, а потом подумал – ну и зачем мне столько времени убивать, лучше одними лыжами буду заниматься. На гимнастику тоже попробовал сходить в третьем классе. Чтобы попасть в секцию, нужно было подтянуться три раза. А я не смог, вот меня и не взяли.
Так и получилось, что я занялся только лыжами, и ни на что уже не разбрасывался. Здесь талант тренера сказался. Я всегда говорю, что тренер должен не заставлять детей тренироваться, ему нужно привить детям любовь к тому виду спорта, которым они занимаются. Вот тогда человек сам будет с удовольствием бегать, прыгать и нести вся тяготы спортивной жизни, поскольку ему в детстве эту охоту не отбили.
— Охоту могло отбить отсутствие результатов. Дети же максималисты – не получается сразу, могут и бросить.
— А у меня нормальные результаты были. После года тренировок я стал третьим на первенстве города среди школьников, получил грамоту. Меня эта грамота так мотивировала, как сейчас, наверное, денежные призы не мотивируют! Но бросить лыжи я хотел не потому, что результатов не было, а потому, что было тяжело. Пацаны в субботу и воскресенье с горок катаются или ещё чем-то интересным занимаются, а ты соревнования бежишь, терпишь и думаешь – да на фига мне всё это нужно, вот добегу сейчас до финиша и хорош, последний раз. Брошу это всё. Но на финише смотришь – ты третий, четвёртый, пятый. И так близко вроде до первого места. Ну давай, брат, потерпи ещё. Всё равно же тяжело, но ты можешь и первым быть, если потренируешься. Так и терпел, и остался в спорте.
— Ваш земляк олимпийский чемпион в лыжных гонках Сергей Устюгов рассказывал, что спорт уберёг его от плохих компаний. У вас тоже так было? Может, старшие курить заставляли или алкоголь пробовать?
— Да не было у нас такого, чтобы какая-то плохая компания была. Понимаете, тогда всех воспитывал двор. Практически второе родное место, как и дом. Только двор для всех один. Там ты общаешься, играешь, дерёшься, делишься со всеми чем-то. Не было у нас наркоманов или бандитов каких-то. Все самые обычные.
Курить – ну да, попробовал. Правда, мне тогда уже лет 13 было. Ездил я к бабушке в Тюмень летом. И там пацаны во дворе принесли сигареты, стали пробовать. Я к вечеру так напробовался, что голова загудела – думал, подохну. С тех пор понял, что никаких сигарет больше никогда в моей жизни не будет. Спиртное… Совсем чуть-чуть. Классе в восьмом, кажется, у нас были новогодние мероприятия, там было немного. Надо же как-то храбрости набираться, к девчонкам подкатывать. Думаю, Америки не открою, все через это проходили.
Драки тоже были. Раз в неделю дрался со своим лучшим другом, с которым мы и сейчас дружим. Старшие подзуживали, сталкивали. Ну а как не выйдешь один на один, если на тебя все смотрят? Но мы дрались и тут же мирились. Двор тогда воспитывал не хуже родителей.
— А родители к вашему увлечению лыжными гонками как относились?
— Да у меня отец сам лыжными гонками занимался, до звания кандидата в мастера спорта СССР добегал. Он активно в армии занимался, а потом в организации «Ханты-Мансийск Лес», очень прогрессивной по тем временам, был методистом по спортивной линии, сам организовывал лыжные и другие соревнования. А его близкий друг Николай Шабанов, а для меня дядя Коля, стал первым в Ханты-Мансийске мастером спорта по лыжным гонкам, хотя выполнить этот норматив в 1980-е было очень непросто. Получается, я по стопам отца пошёл – понятно было, как он к этому относился. Мама у меня к спорту отношения не имеет, она бухгалтер по образованию. Слава богу, сейчас жива-здорова, живёт в Ханты-Мансийске.
— Когда стало понятно, что спорт – это всерьёз и надолго, а не просто увлечение?
— Был такой переломный момент. Мы в 1983-м пробились в финал Всесоюзных соревнований «Пионерская правда». Я попал в состав четвёртым вместе с Виктором Булаевым, Петром Фроловым и Олегом Сургутсковым. Мы все учились в одной школе, и выиграли последовательно все отборочные соревнования. А уже на главном финале выиграли эстафету и общекомандный зачёт. Правда, я в личной гонке был только 35-м, а мои товарищи – первым, вторым и шестым. Но какие-то очки в общую копилку и я принёс. За победу нас наградили путёвкой в «Артек». Вот это было здорово!
— До сих пор помните?
— Ещё бы! У нас смена была с 15 мая по 15 июня. Первые дни как-то не особо зашли. Мы же думали, что спортом будем заниматься. Но когда увидели, сколько там возможностей, поняли, что потренироваться и дома можно. Появились другие интересы. Приобрели массу друзей со всего Советского Союза. Там был великолепный музей космонавтики, мы ходили в походы, поднимались на Аю-Даг, ездили в Севастополь, узнали всё про Крым. Я записался на обучение вождению автомобиля и приехал домой, умея водить машину! Там всё было здорово организовано: сначала теоретическая часть, затем практика на тренажёре, а потом уже настоящее вождение. А я до этого вообще за руль не садился. В «Артеке» впервые сел на водительское сиденье «Москвича-412» и научился. Правда, никаких преференций мне это не дало, права всё равно только с 18 лет. Но навыки остались на всю жизнь.
— Ну а после «Артека»?
— Я становился сильнее, стал чаще выигрывать. В девятом классе победил на первенстве Тюменской области по лыжным гонкам. Вот там нас приметили с областного совета «Динамо». Динамовцы были шефами нашей спортивной школы, выдавали немного спортивной экипировки, возили пострелять, но это было больше в игровом формате. Так что я все десять школьных лет только лыжными гонками занимался. Но на сборы после девятого класса нас на лето забрали в биатлон. Кому-то зашло, как мне, кому-то нет. После окончания школы я оказался в Свердловске у Владимира Михайловича Путрова. Именно там и начались серьёзные занятия биатлоном.
— На какие условия вас туда позвали?
— Да какие условия? Развиваться в спортивном плане в Ханты-Мансийске условий не было. Я думал, если позовут в Тюмень или Свердловск, можно дальше спортом заниматься. А если нет, планировал поступать в Тюмень либо на юридический, либо на исторический. Если честно, были сомнения, что делать после школы. Если в юридический, можно было потом в милицию идти, как мой родной дядя. Но Путров договорился, что меня зачислили в списки спортсменов Свердловской области.
Нас возили на сборы, кормили, обували, одевали. Через полгода, после первых соревнований поставили меня на ставку инструктора в областной совет «Динамо», я стал зарплату получать. В моём возрасте это было шикарно. Я в Свердловске очень быстро прогрессировал. Смотрел во все глаза на своего кумира Юрия Кашкарова, с которым мы очень близко дружим. Он тогда тоже переехал в Свердловск к Путрову, и я понимал, что нахожусь в хороших руках. И эти руки слепили из меня такого биатлониста, что я выиграл «Праздник Севера» и на международных соревнованиях «Дружба» в Минске стал третьим в индивидуалке. Владимир Михайлович смог устроить меня уже в ЦС «Динамо», где было великолепное обеспечение, а затем меня пригласили и в юниорскую сборную к Анатолию Николаевичу Хованцеву.
— Юниорская сборная СССР – о таком только мечтать можно было, наверное?
— Да это был предел мечтаний! Начались тяжелые тренировки, но мы же, те, кто отобрались в команду, знали, что нас ждёт. Зато мы ездили по всей стране, расширяли кругозор. И работали, работали, работали. Тогда в команде вместе со мной были Владимир Чемезов, Вадим Сашурин, Алексей Кобелев, Сергей Ложкин, Владимир Псарёв и другие парни. Мы знали, что пришли в команду на два года, и за это время нужно себя зарекомендовать. Не получится – извини, дальше пойдут другие. Анатолий Николаевич из нас растил тех, кто будет конкурентоспособен на взрослом уровне. В основной сборной СССР тогда были настоящие монстры – тот же Кашкаров, Александр Попов, Дмитрий Васильев, Сергей Чепиков, Валерий Медведцев, Сергей Тарасов, Анатолий Жданович. Таких людей с кондачка не обыграешь.
— Вы как раз на второй год в юниорской сборной выиграли чемпионат мира. Дальше точно основа.
— Да, в 1990-м я победил в индивидуальной гонке. Тогда всех, кто выигрывал юниорский мир в личной гонке, зачисляли в основную команду. Но меня всё равно не зачислили. Сейчас я понимаю, почему. Я уже назвал людей, которые тогда были в основе. Кого из них убирать? Конечно, было обидно, но я остался у Хованцева – тогда была создана переходная команда, такая молодёжка. Наверное, хорошо, что так получилось. Я работал со своими сверстниками, а попал бы в команду к мужикам, могли бы сразу ушатать и всё. Не пробился бы никуда.
— Хованцев – жёсткий тренер?
— Да я бы не сказал. Требовательный – да. Он ставил задачи, которые стыдно было не выполнять. Хованцев сам с нами работал, ходил в кросс-походы. И ты не можешь сачкануть, если тренер бежит вместе с тобой, да ещё и бежит впереди. Мы все его уважаем до сих пор. Анатолий Николаевич донёс до нас главное, что всё это нужно не ему, а нам.
— Юниорская сборная, молодёжная. Вы все – молодые парни. Нарушения режима были?
— Я не помню, чтобы у нас кто-то жёстко режим нарушал, какие-то минимальные ситуации были. Могли пивка выпить, но в рамках себя держали. А девочки… У нас не было такого как сейчас, когда все влюбляются, живут вместе, всё разрешено. Дело не в том, что я тютя какой-то, просто понимал, если с девочкой закрутил – всё, прощай, спорт. Силы тратятся, энергия уходит, режима нет. Не я это придумал – таков закон жизни.
— Расскажите, пожалуйста, про ту самую «Ижевскую винтовку», которая в итоге стала для вас судьбоносной. Вы знали, что это отбор на Олимпиаду-1992?
— Знали, что есть одно место в основной команде, и тот, кто выигрывает индивидуалку, попадёт в сборную. Но лично я об этом вообще не задумывался. Для меня важнее другое было. Анатолий Николаевич перед «Ижевкой» сказал: «Пацаны, кто на гонках попадёт в десятку, тот получит дополнительную пару лыж». Нам раньше выдавали не так много лыж, но из пяти пар три точно были хорошие. Это сейчас можно из 20 пар выбирать и не выбрать. Так что лишняя пар лыж – это очень здорово. Ну побежали мы спринт. Сашурин и Псарёв в топ-10 попали, а я стал 11-м. Блин, ну как так, всё же было рядом! Оставалась индивидуалка. И задача у меня была выиграть эти лыжи во что бы то ни стало. Это была запредельная мотивация! Лыжи, а не какая-то там эфемерная Олимпиада.
Расскажу такой случай. Во взрослой команде выдавали отличные спортивные костюмы «Адидас». А мне очень хотелось такой же. Я подошёл к Владимиру Михайловичу Путрову и спросил, могу ли я купить такой костюм у Юры Кашкарова. Он запретил: «Когда ты в сборную попадёшь, тогда тебе и так всё выдадут». Это не нужно покупать, это нужно заслужить и тогда уже носить с гордостью. Так и с лыжами. Уже потом в сборной у нас было всё, а тогда ещё одна пара была счастьем.
Ночь перед гонкой я провёл совершенно спокойно, а саму гонку бежал на лыжах Кашкарова. Погода была сопливая, с плюса на минус. Лыжи у меня были просто огонь, они не просто ехали, они мчались. Я промазал последним выстрелом, но лыжи меня вывезли на первое место. Но когда я понял, что всё, я первый, даже про призовые лыжи забыл, потому что непонятно было, попал я в олимпийскую сборную или нет.
— В смысле? По спортивному принципу же вроде всё решалось?
— Начались какие-то игры подковёрные. Я больше часа после гонки как на иголках сидел и ждал, что дальше. Если бы не Владимир Михайлович Путров, никакой Олимпиады у меня не было бы. Но у него хватило авторитета, чтобы меня отстоять. Окончательное решение принял Виктор Фёдорович Маматов. После этого совещания ко мне Путров подошёл и сказал собираться и ехать в Москву. Я в команде.
Ехали мы в одном купе со сборниками. Конечно, мы пересекались, но я с ними так запросто не общался же, а тут едем вместе и вроде как на равных. Я у них всё выспрашивал – как там заграницей, что делать, как себя вести. Но когда оказался там, всё равно – мама не горюй, не знал куда бежать. Но парни подсказывали.
— Я где-то видел, что вы неплохо английским владели.
— Ну так… Мне наша знаменитая биатлонистка Лена Головина, многократная чемпионка мира, которая также жила в Свердловске, ещё перед юниорским миром посоветовала самоучитель по английскому языку. Говорит, учи, пригодится. Ну я потихоньку заучивал фразы. В 1992-м я плохонько, но разговаривал. А потом уже познакомился с ребятами-шотландцами, которые за Великобританию бегали. С ними каждый день общался, практика появилась. Вот тогда стал более-менее разговаривать.
— С момента победы на «Ижевской винтовки» до Олимпиады сколько оставалось?
— Да чуть больше месяца. Успели в Рупольдинге на этапе Кубка мира пробежать, в Антерсельве, а потом на горный сбор на пару недель. 6 февраля, если мне не изменяет память, заехали в Альбервиль.
— Вы ведь понимали, что на вас не рассчитывали? Ну запасной и запасной.
— Заранее мне об этом никто не говорил. Но я ведь на соревнованиях худшим не был, да и на контрольных тоже себя проявлял. Конечно, я не сильно надеялся, что меня поставят на гонки на Олимпиаде, но мне повезло. Индивидуалка была последней в программе. А у нас же ещё выбыл Сергей Тарасов.
— Что было известно о той истории тогда? Это потом он уже сам рассказывал, как чуть не умер из-за того, что ему сделали переливание испорченной крови.
— Да ничего не было известно. Мы же с ним утром на тренировку вышли, трассу олимпийскую впервые поехали смотреть. Я после тренировки задержался в вакс-кабине, а когда вышел – тут уже скорая помощь, смотрю – Серёгу увезли. Тренеры не сказали ничего, видимо, им запретили. Только то, что Олимпиада для него завершена. Но состав на эстафету был определён заранее, а в спринт я не попадал. Надежда внутри всё равно теплилась, что побегу свою любимую гонку. Настрой у меня был хороший, я не ходил на расслабоне, тренировался, работал.
— Когда узнали, что вы всё-таки бежите индивидуалку? Говорили, что там кто-то заболел, и у тренеров уже выбора не было?
— Я могу предполагать, а точный ответ знают только тренеры. Никто у нас не болел, но я думаю, что Валеру Медведцева наказали, не поставив на индивидуальную гонку. Все же предполагали, что он привезёт отрыв на первом этапе эстафеты, но он у Валеры совсем не получился. Хорошо, что вторыми тогда стали. На него и в спринте рассчитывали, что медаль возьмёт. В эстафете не получилось, в спринте без медали. Вот и не поставили его, зато Валеру Кириенко, который вообще не очень хорошо стрелял, включили в состав на двадцатку, где стрельба важна. Прессанули тогда Медведцева. Собрание тогда было напряжённое. Мне о том, что я бегу, сказали вечером 18 февраля, а индивидуалка была 20-го.
— Руки-ноги затряслись?
— Мы к тому времени две недели в этой олимпийской каше находились, эмоции поутихли уже. Даже перегорел я в плане эмоций, наверное. Спокойно всё воспринял. Помогло ещё и то, что я накануне гонки вечером пошёл к своим приятелям-шотландцам, и они меня угостили настоящим виски. Впервые в жизни выпил 40 граммов шотландского виски. Да и не хотел я, мне же бежать гонку завтра. Но парни так настаивали, убеждали, что я спать хорошо буду. В итоге поддался. Но спал и правда хорошо. Они потом ещё долго смеялись, называли меня своим должником, говорили, что я на их чудесном допинге победил (смеётся).
Но, честно, когда уже вышел в стартовую калитку, в голове пронеслось: «Едрёна мать, неужели я здесь, на Олимпиаде стартую? Ни фига себе! Мечта сбылась». Вот это я точно помню. Но когда стартовал, все эти мысли ушли. Думал только о гонке – как правильно пройти тот подъём, как подойти к рубежу, на какую установку зайти. Всё как на тренировке, всё по порядку, который и так был доведён до автоматизма. Я не думал о том, попаду я или нет, просто делал свою работу. И спортивный азарт присутствовал, конечно.
— Какая у вас была винтовка?
— Наша ижевская Би-7. На тот момент – лучшее оружие в мире, а патрон «Олимп» так фугасил, что все завидовали. Некоторые иностранцы даже брали у нас казённую часть оружия и ставили на свои «Аншутцы».
— Вы стартовали очень рано – 20-м.
— Да, последним в первой группе. Вообще, цифры 2 и 0 меня постоянно преследовали тогда. День рождения – 02.02. Бежали на 20 км. Стартовал 20-м. Гонка состоялась 20.02. Стрелял я по второй мишени лёжа и по 20-й стоя. Но если на второй установке мы пристреливались, то 20-ю я по наитию выбрал. Всё сложилось, я все выстрелы в цель отправил. Результатом своим я был доволен, понимал, что буду очень близко к тройке и это гарантирует мне место в сборной на следующий сезон. Это прямо в один мог в голове пронеслось.
— А далее было самое сложное? Ведь сзади бежали все монстры и главные претенденты на победу.
— От меня уже ничего не зависело, я своё дело сделал и мне оставалось только ждать. А они один за другим финишировали. Сначала стало ясно, что я, как минимум, с бронзой – эмоции захлестнули: ого, я с медалью Олимпиады! А потом серебро нарисовалось – ни фига себе, я даже мечтать о таком не мог! Но затем Андреас Цингерле на последнюю стрельбу пришёл. Мы все – не, он четыре не промажет, с нулём ведь шёл. Что с ним случилось, непонятно. Итальянцу ведь можно было три махнуть, и он всё равно выиграл бы, скорее всего. А он промазал четыре раза. Ещё и табло в тот момент погасло, никто ничего не понимает – там что, сбой какой? Потом высветилось окончательно – четыре промаха. Тогда всё стало ясно.
— Танцевать в тот момент хотелось?
— Да я даже эмоции выплеснуть не мог. Ко мне подбежали журналисты, тут же интервью – на английском, кстати. Одни, вторые, третьи. Потом меня на допинг-контроль увели, суматоха какая-то, затем пресс-конференция. Всё это бегом, быстро-быстро. Часа два так прошло, а потом бам – нужно в деревню ехать, награждение скоро. За всей этой кутерьмой как-то не до эмоций было. Да ещё и смазалось немного впечатление от того, что на награждении поднимали не флаг СССР, и гимн играл не советский, а олимпийский. Я же всегда мечтал о том, что если когда-то выиграю что-то значимое, то буду стоять на пьедестале и петь гимн Советского Союза. Но играла другая мелодия, поднимался другой флаг, и от этого было не по себе.
— Кстати, вы флаг этот ещё и несли на церемонии закрытия.
— Да, меня выбрали. Значит, заслужил. Пусть это не и флаг страны был, но за мной была целая страна. Гордость распирала, ведь я знал, что на меня в этот момент смотрели родные, близкие. Очень приятно было.
— Но хоть потом удалось победу отметить?
— Ещё как удалось! Там банкет какой-то был в последний день, вот мы и набанкетились от всей души. Да и много ли нам надо было? Не ели же толком весь день. Нахлебались мы хорошо. А на следующий день уже улетали. Летели большой командой, а главными героями были хоккеисты. Они, видимо, с собой ещё что-то взяли, и что устроили в самолёте – вот это было незабываемое шоу. Мы дали джазу накануне и больше уже не могли, я так точно, и без этого в кресле подкидывало, а парни так отмечали победу над канадцами в финале, что во время полёта начали танцевать прямо в проходе. Гудели так, что самолёт, кажется, раскачиваться начал. Капитан экипажа даже обратился к Виктору Васильевичу Тихонову, чтобы тот успокоил парней, иначе уже небезопасно становилось. Тот вместе с Владимиром Владимировичем Юрзиновым навёл порядок. Сидя – ради бога, но танцевать больше не нужно.
— Дома шикарная встреча была?
— Так мы домой и не поехали. Вернулись – и сразу на соревнования, ещё был этап Кубка мира в Новосибирске, где в рамках чемпионата мира прошла командная гонка. Мы её выиграли, и так я в один год стал и олимпийским чемпионом, и чемпионом мира. Оттуда полетели в Свердловск, там встречи, интервью и т.д. Только оттуда я улетел в Ханты-Мансийск. Планировалась торжественная встреча, полгорода, наверное, к аэропорту пришло. Но на Урале была нелётная погода, нас продержали восемь часов и не дали разрешения на взлёт. Прилетел я только на следующий день. Конечно, уже народу было не столько, как планировалось, но тоже немало.
— Сколько призовых получили за победу?
— Три тысячи долларов. Честно сказать, небольшая сумма. По тем временам за 10-12 тысяч долларов можно было отличный подержанный «мерседес» купить. А это так, на мелочи разошлось. Купил видеомагнитофон, одежду, обувь какую-то. Деньги и закончились.
— А вместе с ними и удивительный олимпийский сезон. Что было потом, почему не получилось остаться на том же уровне?
— Да, началась другая жизнь. Я уехал в Беларусь. Я в 1992-м закончил уже второй курс Академии физкультуры в Минске. Как-то всё было непонятно – что будет, как будет? И учиться вроде бы надо. Владимир Михайлович Барнашов тогда в Минск уехал и меня с собой позвал. Я подумал и это предложение принял. И словно с ритма сбился – новое место, новый быт, новый тренер. Вроде и всё то же самое, но результат не тот. По уму мне нужно было в России оставаться. Как раз Анатолия Николаевича Хованцева после Олимпиады назначили старшим тренером мужской сборной. Нужно было перевестись из минской академии в российский вуз, но… Некому было подсказать, убедить. Да никто сильно и не отговаривал, чтобы я не уезжал. Останься я с Хованцевым – совсем другой расклад был бы. Но всё пошло как пошло.
— Вы словно комета сверкнули и постепенно сошли с небосвода. Вас называли случайным чемпионом?
— В глаза мне этого никто не говорил, но за спиной такое было, я много раз слышал. Но так говорили те, кто меня совсем не знал. Да и можно ли случайно выиграть в один год Олимпиаду и чемпионат мира? Командная гонка хоть не олимпийская дисциплина, но звание чемпиона мира никто не отменял. Знаете, в той гонке, которую мы выиграли после Олимпиады, мой вклад немалым был. У нас один спортсмен там такого «гриба дал», что мне пришлось за него винтовку тащить. И всё равно мы выиграли у норвежцев!
— Сейчас не жалеете о том, как всё сложилось? Вы не сказали последнего слова в спорте.
— Вроде бы и должен жалеть, оглядываясь на то, что было. Вроде бы, зачем я поехал в Минск? Но нет, я ни о чём не жалею. У меня там масса друзей, там были такие люди, которые всегда протягивали руку помощи, за что я им очень благодарен. Александр Петрович Хандогин, который тогда руководил комплексом «Раубичи», главный бухгалтер Владимир Васанский, которого сейчас, увы, уже нет с нами – бескорыстные люди, которые делали всё, чтобы у меня были все условия для жизни и тренировок. Жил в «люксе», ни в чём не нуждался.
— Но со спортивной точки зрения в Беларуси не задалось.
— Я бы так не сказал. Я стал трёхкратным чемпионом страны, пробился в олимпийскую сборную на Игры-1994. К Лиллехаммеру я был очень неплохо готов. Даже отлично готов. Но случилась одна ситуация накануне индивидуальной гонки… Даже сейчас не буду о ней рассказывать. У меня нервный срыв случился. Хотя, чтобы меня вывести из равновесия, не знаю, что сделать нужно. Однако именно это и случилось. Я бежал гонку и не видел, что промахиваюсь. Вот реально я стрелял и думал, что попадаю, мишени закрывались. Но только в моём воображении. Шесть минут штрафных настрелял, оказывается. Но я этого даже не понимал. У меня все мысли были о том скандале, склоке, в которую меня втянули. Я не сумел от этого отойти. И даже после этого у меня ещё мог быть шанс в эстафете. Да, я плохо пробежал гонку, но я всё-таки снайпер. Но меня не поставили из-за ведомственной принадлежности. Я из «Динамо», а решал всё тренер из ЦСКА, который поставил своего. Ну и завалил тот парень эстафету, хотя Беларусь реально на медали претендовала. В итоге только четвёртыми стали.
— Вы после того скандала уже знали, что в Беларуси не останетесь?
— Да, но в Ханты-Мансийск я вернулся не сразу, а в 1995-м. В принципе, ещё в достаточно хорошей форме для того, чтобы попробовать вернуться на топ-уровень, мог годика два ещё на нём побегать. Если бы тогда была возможность работать со сборной прицепом за счёт региона, я бы обязательно свой шанс использовал. Но без такой мотивации смысла рвать жилы не видел. А затем травма всплыла. В 1997-м я вышел на спринт на «Ижевской винтовке», хотя накануне вечером у меня колено так разболелось, что я думал не бежать. Но в итоге замотал бинтом, вышел на старт, даже на ноль отстрелялся. Хотя бежать практически не мог, Серёга Башкиров меня до первого рубежа догнал. Финишировал и понял, что всё. Вылечить колено, не будучи в сборной – это сложно. У меня ни денег, ни желания искать чудо-врачей уже не было. И через год я уже работал заместителем председателя комитета по спорту Ханты-Мансийского автономного округа.
— Сразу въехали в работу?
— Да какое там! Потихоньку, полегоньку вкатывался. Но вроде бы стало получаться.
— На должности спортивного чиновника были моменты, когда ответственность была такой, если не больше, как на Олимпиаде?
— Конечно, были. Вот, например, перед Олимпиадой-2014 Владимир Владимирович Путин сказал, что региональными руководителям в Сочи можно не летать. Но (прим. – на тот момент губернатор ХМАО-Югры) Наталья Владимировна Комарова сказала – летим. И на меня легла ответственность по отбору людей в её делегацию – почётных строителей, врачей, тех, тех. Кого брать? Почему этого, а не другого. И самолёт не резиновый. Частично я тогда отдал выбор на откуп общественности. Но дальше было не легче. За пять дней, что мы в Сочи пробыли, я просто перегрелся от нагрузки. Наталья Владимировна – очень требовательный человек, а я отвечал там за всё. Чтобы и туда попасть, и сюда. В общем, просто накалился.
Чиновнику может прилететь откуда угодно, но это не страшно. Главное – человеком оставаться. Мне не стыдно ни за один поступок, который я совершил в своей жизни. Знаете, я иногда задаю сотрудникам спортивных учреждений вопрос – а кто у нас главный? И мне отвечают: директор, главный бухгалтер, юрист. Главные – спортсмены и тренеры, а все остальные к ним приставлены. К сожалению, не все это понимают.
— Вы можете сказать, что ваша жизнь сложилась даже не на пятёрку, а на две?
— Именно так. Жалеть не о чем. Я считаю, что и спортивная карьера сложилась удачно, и после её окончания мне довелось поработать на высоких должностях и решать важные задачи. Знаю спорт изнутри, старался в каждой спортивной ипостаси приносить пользу, и думаю, что у меня это получилось. В обычной жизни тоже всё здорово. У меня хорошая семья, любимая жена Настя, прекрасные дети – сын Леонид и дочь Елизавета. Они уже студенты и учатся в Москве.